Образ (не)человека/человечества в коллажах дадаистов

Развитие современных технологий позволило человеку расширить способности собственного тела, дополнив его технологическими приспособлениями. Так, сейчас примерно 10% населения высокоразвитых стран имеют синтетические протезы и имплантаты — кардиостимуляторы, дефибрилляторы, искусственные сердечные клапаны и коленные суставы и так далее^[1]. В связи с этим меняется наше представление о человеческом теле, а также о его границах: «Сверхтехнологичные медиумы незаметно и мягко обволакивают нас, вплетаются в повседневность, расширяют организмы, становятся плотью, кровью и нервами. Сращиваясь с технологиями, человек оказывается на пороге превращения в киборга»^[2]. Однако проблемы, рассматриваемые современной киборг-теорией, мы можем найти и в работах прошедшего столетия. В рамках данного эссе я бы хотела показать, как в коллажах дадаистов конструируется образ технологизированного человека и человечества, а также рассмотреть, как эти образы могут расцениваться с точки зрения современной тематики киборгизации.

Для того, чтобы обратиться к коллажам дадаистов, а также понять причины зарождения данного направления, необходимо немного погрузиться в контекст. XX век стал веком активного развития технологий: начавшаяся ещё на рубеже XIX века индустриализация позволила человечеству автоматизировать, ускорить и удешевить процессы, которые до этого выполнялись исключительно вручную. Технологии стали всё больше вплетаться в жизни людей как в бытовом плане, так и на уровне культуры и искусства. Значительное влияние на образ этого столетия оказали войны. Так, Первая мировая война, поразив человечество своей глобальностью и жестокостью, запустила процесс обсуждения места технологий с точки зрения не только их пользы, но и угрозы для мира. Исходя из этого, главной целью работ и выступлений дадаистов стала критика современного искусства и буржуазного общества, которые, по их мнению, и были виноваты в развязывании войны. Дадаисты разрабатывают новый способ создания художественного изображения — фотомонтаж, в рамках которого становится популярным конструирование образа человека с помощью использования нечеловеческих объектов^[3].

Возьмем для примера работу Джорджа Гросса «Истребитель», на ней изображён человек, в районе сердца у которого расположен небольшой механизм. Посмотрев на него, зритель может предположить, что механизм заменяет изображаемому сердце. Чуть больше «киборгизации» мы можем найти на одной из самых известных работ Ханны Хёх «Вырезано кухонным ножом», в ней у человека вместо головы может находится паровой двигатель, вместо глаз — объектив, вместо руки — автомат. Тут технологии становятся вписаны не только в тело конкретного человека, но и в облик общества в целом. Наконец, обратимся к работе Джона Хартфилда «Рационализация на Марше!», где человеческая фигура состоит полностью из технических и промышленных устройств: секундомера, гаечного ключа и труб. Все три изображения соединяют технологическое с человеческим, искусство с промышленностью, тем самым проблематизируя вопрос о границах телесности и вмешательстве политического и экономического в частное.

Данная проблематика согласуется с более поздним текстом американской исследовательницы феминистской теории Донны Харауэй «Манифест киборгов», в рамках которого она использует концепцию киборга, чтобы показать пластичность идентичности и подчеркнуть ограниченность бинарных социальных ограничений. Харауэй подчеркивает, что капитализм стал причиной развития «информатики господства», основанной на взаимосвязи науки и техники, которые легли в основу новой технокультуры, в которой стираются привычные противопоставления между человеком и животным, естественным и искусственным. Таким образом, несмотря на то, что текст Харауэй был написан значительно позже и был посвящен другой тематике, он применим к телесности в работах дадаистов, подчеркивая сложную сочленённость человеческого и технологического: «В отношении человека и машины нет ясности, кто делает и кто сделан. Нет ясности, что есть дух и что тело в машинах, сводящихся к практикам кодирования… мы обнаруживаем, что мы — киборги, гибриды, мозаики, химеры»^[4]. И если для Харауэй эта мозаичность имеет скорее метафорический характер, то для дадаистов она является непосредственным методом создания произведений.

Опираясь на работу Ханны Хёх, мы также можем поднять вопрос более глобального расширения границ телесности. Как мы упоминали ранее, в её работах технологии и человек практически полностью смешиваются друг с другом, образуя единую систему. Этот момент довольно сильно перекликается с многими биологическими и постуманистическими теориями, утверждающими, что фундаментальной единицей эволюции является не отдельный организм, а композитная единица «организм-в-его-среде»^[5]. Так, например, американский физиолог Дж. Скотт Тёрнер создаёт свою теорию расширенного организма. Исследуя термитов, червей и других животных, активно взаимодействующих и изменяющих внешнюю среду, например, строя муравейники и прокладывая дороги к ним, Тёрнер обозначает эти структуры как органы, определяя каждому свою физиологическую функцию^[6].

В работе Хартфилда мы также можем увидеть идеи о расширении человеческого тела, созвучную с теориями органопроекции. Так, немецкий инженер Эрнст Капп разрабатывает концепцию, в рамках которой сравнивает работу технологических объектов с человеческим организмом. Например, телеграф Капп сравнивает с нервной системой, а железные дороги — с кровообращением. Согласно теории Каппа, технологические изобретения человека являются бессознательными проекциями его телесных функций и только с их помощью он способен в полной мере осознать и осмыслить своё тело. В работе Хартфилда технологии тоже служат расширению способностей человеческого тела — руки становятся гаечным ключом, способным скреплять различные предметы, голова — секундомером, способным рассчитывать время до секунд, тело — крышкой сейфа, в котором протекают скрытые от нас процессы жизни. И хотя вероятность того, что Хартфилд действительно закладывал подобное значение в своей работе довольно мала, мы всё равно можем говорить о размытии границ телесности.

Ещё одной яркой чертой, объединяющей постгуманистическую проблематику с работами коллажистов, является озабоченность проблемами перепотребления и капитализма. Польские учёные М. Марсеньяк и М. Кличовски определяют проблему киборгизации так: потребители, получая новые инструменты совершенствования своего тела, вступают в межличностную гонку и в какой-то степени становятся товарами, которые другие хотят заполучить: «В обществе потребления в результате использования современных технологий происходит постепенная коммерциализация человеческого тела, которое изменяется, становясь киборгом»^[7]. В работах коллажистов же проблема капиталистического общества в первую очередь связана с военной тематикой: они критикуют гонку вооружения и буржуазное общество за развязывание кровавой войны, разбивая привычные каноны искусства, пользуясь в первую очередь принципами хаотичности^[8]. Можно предположить, что конструирование образов (не)человека (его киборгизированного варианта) и общества в целом в работах дадаистов передаёт общую разочарованность поколения и согласуется с мыслями французского философа Жана Бодрийяра по поводу общества потребления, в котором человек из-за своей зависимости от технологий постепенно теряет возможность мыслить свободно: «Если люди придумывают или создают „умные“ машины, то делают это потому, что втайне разочаровались в своем уме или изнемогают под тяжестью чудовищного и беспомощного интеллекта» ^[9].