макс эрнст, художник видимости

Вторая живописная манера Макса Эрнста отдалила его от итальянских художников и сблизила с художниками-кинетистами. Хорошо заметна связь, отсылающая к первому стилю. Вспомогательные конструкции, которые мы находим на чертежах, со временем обособлялись, развивались и усложнялись. Именно под этими сооружениями Эрнст начнёт оставлять всё более длинные надписи, которые вскоре станут настоящими стихами – и тогда произойдёт переход к эпохе коллажей. К этому периоду относятся картины с выставки 1921-го года в Париже. Существует фундаментальное различие между кубистским коллажем и коллажем Эрнста. Для кубистов почтовая марка, кусочек газеты или спичечный коробок, наклеенный художником на холст – всё это обладало исследовательской ценностью, превращалось в инструмент управления реальностью даже в пространстве картины. Речь идёт об объекте, напрямую заимствованном из внешнего мира, который – говоря языком кубистов – давал им достоверность, и с её помощью художники устанавливали взаимосвязь между разными планами своих картин. Иногда при оформлении аппликации (то есть, в сущности, коллажа) они вырезали цветные участки бумаги и, заменяя их бумагой другого цвета, попросту меняли цвет. У Эрнста всё иначе – заимствованные им элементы главным образом нарисованы, и чаще всего именно рисунок дополняет коллаж. Его коллаж становится поэтическим приёмом, что совершенно противоположно сути кубистского коллажа, реалистического по своему замыслу. Эрнст берёт детали всевозможных печатных изображений: из рекламы, словарей, лубочных листков и литографий, газетных вырезок, и так искусно вставляет их в работу, что результат почти неотличим от цельного рисунка, а иногда, наоборот, производит впечатление сплошного коллажа. Вот с какой тщательностью и самоотдачей художник стремится установить непрерывную связь между внешним объектом и своим произведением. Наконец, фотография открывает перспективы, недоступные в живописи. У Эрнста все эти методы аналогичны методам создания поэтического образа. Вот изгородь, которую перескакивают лошади. Это лишь видимость. Подойдите поближе: то, что вы приняли за изгородь, на самом деле есть не что иное, как фотография вязанного крючком кружева. Макс Эрнст — это художник видимости. Искажение восприятия происходит повсюду: кажется, что это караван причудливых птиц пересекает пустыню, но вблизи — это женские шляпки, вырезанные из каталога универмага; возникает видимость ледника, деревьев, фигур. Любой облик воссоздаётся нашим кудесником заново. Он отвлекает всякий объект от собственного смысла, чтобы пробудить его к новой реальности. Релятивизм форм, провозглашённый кубистами, столь же далёк от этого релятивизма объекта, сколь далёк был кубизм от релятивизма цвета у импрессионистов. Эрнст открывает совершенно новые изобразительные возможности, которые переворачивают сложившиеся за десять лет представления о том, как должна выглядеть живопись. Неудивительно, что вокруг работ художника бушуют страсти и непонимание — с чем его можно даже поздравить. Эрнст на новый лад обыгрывает и развивает мотивы из произведений Дега и Гогена, и эти вариации можно назвать наиболее показательными, я бы даже сказал, наиболее знаковыми для эпохи. При взгляде на них становится понятно, какое поле для экспериментов открывается художникам. В частности, нельзя обойти молчанием небольшие стихотворения, сопровождающие картины Эрнста. Чаще всего написанные на немецком, французском, а иногда и на английском языках, они не только комментируют картины, но и дополняют их. Приведу один из таких текстов:

Вот как на стыках всех мифологий и суеверий Эрнст вместе с внешними аспектами вещей использует их глубинные значения, и, нагруженные смыслами, они стекаются к нему со всех уголков света: так, лебедь Лоэнгрина напоминает нам того же влюблённого Юпитера. В этом заключается тип интеллектуального коллажа, о котором можно сказать почти всё то же самое, что я говорил о пластическом коллаже.